Никитин Варсонофий, архимандрит
Архимандрит Варсонофий (Никитин)
(15/27.06.1878–22.03.1944)
Иоанн Прокопьевич Никитин родился 15/27 июня 1878 года в селе Кузнецово Вараксинской волости Царевококшайского уезда Казанской губернии в семье крестьян Прокопия Григорьевича и Матроны Семеновны Никитиных. Крещен он был 16/28 июня в храме Владимирской иконы Божией Матери родного села, Таинство совершил священник Антоний Азановский в сослужении диакона Иоанна Богданова.
Родители будущего подвижника были весьма благочестивы, маленький Ваня с малого возраста имел церковное послушание — пел на клиросе. После окончания Кузнецовского начального сельского училища он проживал в Кузнецово, в 1901-1906 годах служил в армии в качестве канонира крепостной артиллерии в городе Николаевске-на-Амуре. Близость к театру боевых действий Русско-японской войны, трудности военной жизни помогала благодушно переносить вера — известно, что во время службы Иоанн Прокопьевич пел в церковном хоре, много читал Священное Писание.
После возвращения из армии, 7 августа 1906 года, И.П. Никитин поступил послушником в Мироносицкую пустынь, где 21 марта 1909-го был пострижен в монашество с именем Варсонофий, 20 декабря того же года рукоположен во иеродиакона, 6 августа 1912-го — во иеромонаха. «Поведения очень хорошего, способен и прилежен», «трудолюбив», — сообщали о нем клировые ведомости тех лет. Отец Варсонофий нес в обители различные послушания: в 1906 году — трапезного, в 1909-м — эконома, с 8 марта 1917-го — казначея, в феврале 1919-го в связи с арестом исполнявшего настоятельские обязанности иеромонаха Симона (Ефремова) по решению Казанского епархиального совета назначен настоятелем обители и занимал эту должность до ареста в июле 1923-го.
Труды иеромонаха Варсонофия (Никитина) были отмечены епархиальным начальством. В апреле 1918 года ко дню Святой Пасхи он был награжден набедренником, 16 октября 1919-го возведен в сан игумена, в 1921-м Андроником (Богословским) — епископом Спасским, викарием Казанской епархии — в архимандрита. Батюшка был известен за пределами Казанской епархии еще до революции. Например, в 1914 году священник Александр Виноградов, служивший в то время в селе Люперсола, в письме к настоятелю Мироносицкой пустыни игумену Серафиму (Бакланову) просил отпустить одного их иеромонахов монастыря для совершения пасхальных крестных ходов по деревням люперсольского прихода. К посланию была сделана приписка: «Нельзя ли отпустить отца Варсонофия, его в приходе у нас многие знают».
Время настоятельства батюшки в Мироносицком монастыре пришлось на тяжелые для Церкви времена, советская власть стремилась разорить обитель, как в хозяйственном, так и в духовном отношении. 23 января 1920 года в отчете епархиальному начальству отец Варсонофий сообщал: «Хозяйство монастыря, состоявшее из полевых, луговых, лесных угодий, нарушено, скот реквизирован, пасека с пчелами отобрана и единственным пособием на существование братии за последнее время является жертва православных христиан … и доход от служения молебнов пред чудотворным образом свв. Жен-мироносиц и Владимирской Божией Матери». Наряду с экономическим разорением обители начались аресты ее насельников: в 1918 году в заключении находился иеромонах Гавриил (Бурцев), в 1919-м — игумен Сергий (Мытиков), иеромонах Варнава (Максаев), монах Маврикий (Петров), послушник Николай Юричев. Да и сам отец Варсонофий пребывал в заключении в октябре 1918 года по обвинению в контрреволюционной деятельности, но за недоказанностью вины был освобожден.
Несмотря на гонения, монашествующие Мироносицкой пустыни продолжали свое служение Богу и ближнему. В обители совершались монашеские постриги (имеются сведения о 6 пострижениях в этот период), диаконские и священнические хиротонии (найдены упоминания о 3 священнических и 3 диаконских рукоположениях). Священноиноки монастыря подвизались на приходах, где по тем или иным причинам не было священников: в 1921-м, например, вне обители служили иеромонахи Симон (Ефремов) – в Шойбулаке, Алипий (Иваненко) — в Мушерани, Малх (Блохин) — в Керебеляке. Отец Варсонофий заботился о духовном состоянии вверенной ему братии, ободрял и поддерживал насельников обители. Например, 26 января 1920 года он направил в Петриковский волостной исполком прошение следующего содержания: «Покорнейше прошу вас выдать мне пропуск для проезда в город Казань, для доставки сухарей в тыловое ополчение для четырех лиц: иеромонаха Варнавы, иеродиаконов Маврикия и Иеремии и послушника Василия Санчирова».
Начало 1920-х годов — время гонений на Церковь под предлогом сокрытия ее служителями церковных ценностей вследствие не желания помочь голодающим. Между тем в воззвании Святейшего Патриарха Тихона к православному населению страны от 6/19 февраля 1922 года разрешалось жертвовать на нужды страждущих церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления. Поясняя эту точку зрения в Послании от 15/28 февраля, Святейший писал: «Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, неосвященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается Ею, как святотатство». Властям же был нужен повод для того, чтобы развязать гонения на верующих и духовенство. Ленин писал в связи с этим: «Мы должны дать самое решительное и беспощадное сражение духовенству … с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение десятилетий. … Чем больше духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
Идеологическое давление властей неуклонно усиливалось. Во время традиционного крестного хода с Мироносицкой иконой Божией Матери по храмам Краснококшайска, ежегодно проходившего в августе, в столице МАО проводилась кампания, включавшая наполненные атеистическим содержанием лекции, спектакли и концерты. Но отвлечь немалую часть населения от веры не удавалось: люди принимали участие в крестных ходах, почитали насельников Мироносицкого монастыря, шли к ним за советом и утешением.
Такое положение дел не устраивало советскую власть. 14 июня 1923 года в Марийском областном ГПУ было принято постановление, в котором говорилось: «Я, начальник секретно-оперативной части Мароботдела ГПУ, … рассмотрев агентурный материал о хищении монастырского имущества и скрытии церковных ценностей монахами и вообще лицами, близко касающимися к Мироносицкой пустыни … принимая во внимание то, что в квартирах монахов … можно найти материалы, обличающие преступные деяния … <приказываю — авт.> произвести тщательный обыск во всех квартирах монахов, служителей церкви и в самой церкви Мироносицкой пустыни, … лиц, у коих обнаружится уличающий материал, … арестовывать, не принимая во внимание их служебный пост, обязанности и сан».
15-16 июня 1923 года в монастыре проводились обыски (официально это называлось «инвентаризацией имущества»), часть вошедших в предыдущую опись церковных предметов при этом не была обнаружена, часть имевшегося (согласно повторной проверке от 6 июля — 217 предметов) в опись не внесена. Поясняя ситуацию, архимандрит Варсонофий 18 июня направил в Марийский областной отдел управления заявление, где сообщал, что «не оказавшиеся при проверке ценности … находятся в целости и частично хранятся в церкви, а некоторые выданы во временное пользование во вновь строящиеся церкви». Приложенные к следственному делу документы свидетельствуют, что во Введенский храм села Шапы из Мироносицкой пустыни были переданы Евангелие и серебряный крест, в строящуюся церковь в Макмануре — Евангелие, дискос, звездица, «два блюда» для совершения богослужений, в Богоявленский храм Старого Села — лжица, ковшик, Евангелие, причем оно было, как и выше названные, без оклада. Все это осуществлялось в полном соответствии с декретом об отделении Церкви от государства и нарушением закона не являлось. Согласно инструкции «О порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви»» неиспользуемые для религиозных целей предметы могли быть переданы «для культовых целей» другой «группе лиц соответствующего вероисповедания», что и было сделано в нашем случае.
После заключения 18 июня 1922 года между Ежовской религиозной общиной и органами власти договора, предусматривавшего передачу церковного имущества «для осуществления религиозных потребностей», верующим среди прочего была отдана и монастырская книжная лавка с брошюрами и листовками духовного содержания, которые, с точки зрения властей, должны были использоваться для удовлетворения религиозных потребностей монашествующих и членов общины, а не «как материал к возбуждению религиозных чувств» среди населения, «особенно детей школьного возраста». Часть брошюр и листовок к лету 1923 года по благословению архимандрита Варсонофия, полагавшего, что распространение литературы религиозно-нравственного характера среди прихожан допустимо и даже необходимо, была передана населению окрестных деревень, которые и были теми самыми членами религиозной общины при монастырском храме. Так что и в этом случае закона братия не нарушала.
В постановлении от 19 июля 1923 года, составленном по итогам «проверки монастырского имущества», тем не менее, говорилось, что при рассмотрении материала «по обвинению Ежовской религиозной общины в растрате имущества, по обвинению настоятеля Ежовского монастыря в сокрытии церковных ценностей и агентурного материала по обвинению настоятеля в хранении и распространении литературы контрреволюционного содержания» выяснилось, что «монахами распространялась контрреволюционная литература, которая согласно отношения Облполитпросвета от 20 марта 1923 года распространению среди населения не подлежит (статья 72 УК РСФСР)». При этом было решено привлечь к ответственности в качестве обвиняемых архимандрита Варсонофия (Никитина) (статьи 130, 185, 72 УК РСФСР) и председателя Ежовской религиозной общины Николая Малкова (статьи 130 и 185). 25 июля того же года было принято постановление, в котором утверждалось, что «дальнейшее нахождение Малкова и Никитина на свободе недопустимо, потому что они могут скрыть следы преступления от суда и следствия», мерой пресечения в отношении их было избрано содержание под стражей при Марийском областном отделе ГПУ.
Таким образом, 25 июля 1923 года, незадолго до очередного крестного хода с Мироносицкой иконой, архимандрит Варсонофий (Никитин) и председатель Ежовской религиозной общины Николай Малков были арестованы. 8 августа были репрессированы иеродиаконы Рафаил (Вечкилев) и Иннокентий (Куледин), послушники Кирилл Юферев и Николай Юричев, в дальнейшем арестовывались и некоторые другие насельники монастыря, а также крестьяне так называемой Подмонастырской слободы (ныне — территория села Ежово). 27 июля верующие направили в органы заявление, в котором говорилось: «Мы, граждане Подмонастырской слободы, … просим ГПУ, не признает ли возможным настоятеля Варсонофия освободить из-под ареста до суда, сдать нам на поруки, так как настоятель Варсонофий за время службы при храме ни в чем предосудительном замечен не был».
Первоначально следственное дело вели сотрудники ОГПУ. В постановлении от 22 августа 1923 года, подводившем итог этому этапу следствия, утверждалось, что насельники монастыря и арестованные вместе с ними миряне обвиняются в умышленном сокрытии монастырского имущества, распространении антисоветской литературы «среди темных масс населения и детей школьного возраста» с целью использования «религиозных предрассудков» для «подрыва основ советской власти» (статьи 72, 119, 185, 188 УК РСФСР). Главными виновниками были объявлены архимандрит Варсонофий (Никитин), казначей и ризничий иеромонах Рафаил (Вечкилев), эконом иеродиакон Иннокентий (Куледин), помощник эконома послушник Кирилл Юферев, избранный после ареста Николая Малкова председателем Ежовской религиозной общины Иоанн Плотников, послушник Николай Юричев.
22 августа 1923 года арестованные были переведены из Мароботдела ОГПУ в Краснококшайский исправительно-трудовой дом, что фактически означало начало второго этапа следствия. Постановлением прокурора МАО от 26 августа следственное дело было передано на рассмотрение старшему следователю Областного суда, мера пресечения заключенным оставлена прежняя. В постановлении Облсуда от 12 сентября того же года архимандрит Варсонофий обвинялся в сокрытии церковных ценностей, единоличном распоряжении монастырским имуществом, растратах и хищениях его, распространении среди населения «контрреволюционной литературы». 25 сентября срок содержания его под стражей был продлен до 1 ноября.
Таким образом, следствие было долгим, пребывавшая в узах братия была измождена. В январе 1924-го Никитин, Вечкилев, Куледин и Юферев направили прошения в уголовный отдел Облсуда, в котором сообщали, что содержатся под стражей в Краснококшайском доме заключения 5 месяцев, что «нравственно и физически находиться в последнем невозможно» и просили освободить их под подписку о невыезде. Прошения эти были проигнорированы.
2–10 февраля 1924 года дело в отношении насельников Мироносицкой пустыни и крестьян Подмонастырской слободы было рассмотрено Областным судом МАО, заседания проходили в Народном доме Краснококшайска. Архимандрит Варсонофий был приговорен к 6 годам заключения, сроки наказания остальных обвиняемых составили от 6 лет до 1 года. В последнем слове на суде батюшка заявил, что «врагом советской власти никогда не был и быть им не желаю», просил проявить к нему снисхождение. После судебного процесса насельники Мироносицкого монастыря по-прежнему отбывали наказание в Краснокшайском исправительно-трудовом доме. Своим кротким и беззлобным отношением к гонителям они невольно вызывали уважение у тюремного начальства, даже пользовались его доверием. Архимандрит Варсонофий (Никитин) и иеромонах Алипий (Иваненко) в связи с этим работали в заключении поварами, иеромонах Рафаил (Вечкилев) — хлебопеком, иеродиакон Иннокентий (Куледин) — конюхом, поваром и хлебопеком. Верующие Краснококшайска, окрестных сел и деревень старались помочь насельникам обители, чем могли, искали с ними встречи в надежде на духовную поддержку, укрепление сил в несении жизненного креста, поминали за богослужениями арестованных, как мучеников за веру.
Относительно «спокойное» существование насельников Мироносицкой пустыни в узах продолжалось чуть более полугода. Приказом по исправительно-трудовому дому от 22 сентября 1924 года предписывалось «осужденно-заключенных Никитина Ивана, Иваненко Алипия, Вечкилева Рафаила, Куледина Иннокентия, состоящих на хозяйственных должностях, … с сего числа с указанных должностей снять». 6 октября последовал приказ о переводе Никитина, Вечкилева и Куледина для дальнейшего отбытия наказания в Нижегородский исправительно-трудовой дом, причем отца Варсонофия, находившегося с конца сентября на лечении, повезли в Нижний Новгород прямо из больничной палаты.
Практически сразу после судебного заседания, состоявшегося в феврале 1924-го, все осужденные подали кассационные жалобы в Верховный суд РСФСР, 12 июня того же года определением Кассационной коллегии по уголовным делам приговор отцу Варсонофию был оставлен без изменения. В дальнейшем батюшка обратился во ВЦИК и 28 октября 1924-го срок наказания был сокращен до 3 лет с учетом предварительного заключения, остальные 3 года было решено считать условными.
20 июля 1925 года архимандрит Варсонофий (Никитин) был условно-досрочно освобожден из-под стражи и поселился в Раифской пустыни, так как проживание в пределах Марийской автономной области ему было запрещено. В вышеуказанной обители батюшка находился, по меньшей мере, до мая 1926-го. 1 мая он подал заявление в Мароблисполком, в котором сообщал, что имеет в МАО родных, которые нуждаются в его поддержке, как близкого родственника. «С другой стороны, с моральной, я нахожу, что запрещение мне проживать <на родине — авт.>, является наказанием, равносильным лишению свободы. … Прожитые мною 9 месяцев вне Маробласти, я считаю наказанием вполне достаточным», — писал он.
Определением Марийского областного суда от 25 мая 1926 года «как социально опасному» в возвращении в МАО архимандриту Варсонофию было отказано. В последующее время батюшка перебрался на территорию Кировской области, в 1927-м был на приеме у епископа Глазовского Виктора (Островидова), который благословил его на служение к Воскресенскому храму села Летяги Арбажского района.
Одной из насущных задач Русской Церкви того периода была легализация церковного управления. 18 мая 1927 года с разрешения руководства страны был образован Временный Патриарший Священный Синод во главе с заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), 25 мая правящим архиереям предложили организовать при себе епархиальные советы и регистрировать их в органах власти. Однако легализация была достигнута путем компромисса, отражением которого стала так называемая Декларация митрополита Сергия от 29 июля 1927 года, призывавшая верующих к лояльности по отношению к советской власти при отсутствии критической оценки политики правительства по отношению к Церкви. 15 февраля 1930 года в интервью за подписью владыки Сергия для газет «Известия» и «Беднота» отрицался факт гонений на верующих в стране, в интервью иностранным корреспондентам от 18 февраля закрытие церквей объяснялось исключительно распространением атеизма. С лета 1927-го началось активное вмешательство властей в кадровую политику Церкви, выразившееся в перемещении и удалении с кафедр неугодных советским органам архиереев, 21 октября того же года было отменено богослужебное поминовение епархиальных архиереев, находившихся в заключении.
Такая политика компромиссов вызвала несогласие у целого ряда архипастырей и единомысленных с ними священнослужителей, монашествующих и мирян. При этом они прекратили поминовение за богослужениями митрополита Сергия (Страгородского), как Первоиерарха Русской Православной Церкви, в результате чего и получили наименование «непоминающих». Вятская епархия стала одним из центров данного движения, возглавили его здесь епископ Глазовский Виктор (Островидов) и епископ Яранский Нектарий (Трезвинский). Отец Варсонофий примкнул к непоминающим в начале 1928 года. Именно в это время в Летяги прибыл благочинный 2-го округа Котельничской епископии, священник церкви села Душкино Иоанн Мамаев, который собрал церковный совет, зачитал текст Декларации и ответ на нее, составленный епископом Виктором (Островидовым). При этом отец Иоанн заявил, что признав таким образом советскую власть, митрополит Сергий отошел от Православия, что Церковь не может одобрять мероприятия государства, направленные против религии. Совет храма села Летяги принял решение стать на точку зрения епископа Виктора и отмежеваться от архиепископа Вятского Павла (Борисовского), подчинявшегося митрополиту Сергию. В дальнейшем архимандрит Варсонофий получил от благочинного три воззвания, написанные в разное время проживавшим в Казани епископом Яранским Нектарием (Трезвинским), в 1928-м вторично посетил в Глазове епископа Виктора (Островидова), что еще более укрепило его в правильности решения о присоединении к непоминающим. «Я человек, выросший и воспитанный в монастыре на догмах Православной Церкви, считал для себя неправильным примыкать к Сергию, который объединяется с безбожной Советской властью, и перешел на сторону Истинно-православной церкви», — пояснял он впоследствии.
Следует сказать, что на Архиерейском Соборе 2000 года, на котором состоялось прославление Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской, о движении «непоминающих» и их возможной канонизации говорилось следующим образом: «В действиях «правых» оппозиционеров, часто называемых «непоминающими», нельзя обнаружить злонамеренных, исключительно личных мотивов. Их действия обусловлены были по-своему понимаемой заботой о благе Церкви. Как хорошо известно, «правые» группировки состояли из тех епископов и их приверженцев среди священнослужителей и мирян, кто, не соглашаясь с церковно-политической линией назначенного митрополитом Петром Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита (потом Патриарха) Сергия – прекращал возношение имени Заместителя за богослужением и таким образом порывал каноническое общение с ним. Но порвав с Заместителем Местоблюстителя, они, как и сам митрополит Сергий, главой Церкви признавали митрополита Петра <Полянского — авт.> — Местоблюстителя Патриаршего Престола». Данные слова можно отнести и к приснопоминаемому архимандриту Варсонофию (Никитину), исповеднические труды которого в тот период были весьма активными. Помимо служения в Летягах батюшка побывал в селе Сердеж, где прихожане Петропавловской церкви под его влиянием побуждали местного священника прекратить поминовение за богослужениями митрополита Сергия. Посещал отец-архимандрит и деревню Березники, которая до 7 марта 1925-го входила в приход Покровского храма села Ярань-Мучаш, а затем по благословению епископа Яранского Нектария (Трезвинского) в ней был открыт молитвенный дом. Во время пребывания на указанных выше приходах отец Варсонофий говорил о «сергианстве», как «новом обновленчестве», причем во мнении этом был далеко не одинок. Подобную точку зрения высказывали, например, уже упомянутый выше епископ Глазовский Виктор (Островидов), ныне священноисповедник, митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), включенный в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской на Архиерейском соборе 2000 года.
После служения в Летягах отец Варсонофий назначался еще на ряд приходов, некоторое время служил в молитвенном доме деревни Березники, в 1930-м подвизался в Свято-Никольской церкви села Караванное Тужинского района Кировской области, затем — в храме святых мучеников Флора и Лавра села Табашино, а 1 ноября 1930-го был определен к Предтеченской церкви села Суводь Советского района Кировской области. Проживал батюшка в то время в деревне Вотьма, откуда его возил на лошадке в храм церковный староста Косма Сливницын. Отец Варсонофий совершал монашеские постриги (в Табашино, например, им был пострижен иеромонах Феодор (Тепляков)), предлагал на рассмотрение единомысленных ему архиереев кандидатуры на рукоположение во священный сан (в июле 1929 года, к примеру, ездил в Казань к епископу Нектарию (Трезвинскому) с ходатайством о рукоположении во диакона мирянина Иоанна Безденежных). Согласно преданию при табашинском храме действовала своего рода пастырская школа, конечно же, официально не зарегистрированная по тем временам.
26 марта 1932 года архимандрит Варсонофий (Никитин) был арестован по ложному обвинению в участии в контрреволюционной монархической организации церковников и антисоветской агитации (статьи 58-10, 11 УК РСФСР), по делу в качестве обвиняемых проходили 95 человек. На допросах, состоявшихся 13 апреля и 14 июня, своей вины батюшка не признал, 14 августа 1932-го Особым совещанием при коллегии ОГПУ был приговорен к ссылке в Северный край на 3 года, в марте-июле 1933-го работал на станции Сосновка Северной железной дороги, а в июле-декабре того же года проживал в деревне Устья, в трех верстах от Котласа. Верующие Кировского края не оставляли своего пастыря: с передачами к нему приезжали Надежда Старикова, Пелагея Хлыбова (сторож храма села Суводь), Ольга Пленкина, Ирина Шилова, монахиня Александра Толстикова, а иеромонах Никифор (Редькин) побывал у батюшки для исповеди.
В конце 1933 года архимандрит Варсонофий был освобожден из ссылки по болезни. Несколько месяцев он жил на родине, в селе Кузнецово, а в последующее время не имел определенного места жительства и до ноября 1941-го странствовал по Тужинскому, Арбанскому, Пижанскому, Советскому, Яранскому, Салобелякскому районам Кировской области, где служил по домам верующих и исполнял требы. Чаще всего батюшка совершал богослужения в деревне Селиваново (ныне не существует), в 12 километрахот Йошкар-Олы, где в доме мирянки Анны Плотниковой у него была оборудована келия. Отец Варсонофий был известен как опытный в духовной жизни пастырь, у него исповедовались священник Лукиан Васенев, бывший настоятель Мироносицкой пустыни игумен Сергий (Мытиков), иеромонах Никифор (Редькин). Поддерживал батюшка отношения и со священником Симеоном Яндулецким, впоследствии говорил, что «Редькин и Яндулецкий искали моих советов и указаний относительно церковных служб, и я не мог отказать им в этом, как более опытный священник». В 1937 году с целью исповеди батюшка посетил проживавшего в Казани епископа Чистопольского Иоасафа (Удалова), ныне священномученика, духовными советами которого пользовался в дальнейшем.
В 1940–1941 годах архимандрит Варсонофий проживал в деревне Федосиха Тужинского района Кировской области, где совершал богослужения в доме мирянки Ольги Пленкиной. 22 ноября 1941 года он был арестован Тужинским районным отделом НКВД в деревне Лукоянки, в доме мирянина Андрея Батухтина, куда пришел причастить маму последнего. По преданию батюшка провидел свой арест, но отказаться от исполнения пастырского долга не мог. 18 февраля 1942 года он был осужден Народным судом Тужинского района по статье 192 УК РСФСР на 2 года лишения свободы и отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии №8, располагавшейся в Кирове.
17 сентября 1942 года в отношении отца Варсонофия было начато следствие по новому делу, ложное обвинение предъявлялось по упоминавшимся выше статьям 58-10, часть 2, 58–11 УК РСФСР. Допросы, проходившие в ночное время в сентябре-ноябре 1942 года (17, 26 сентября, 13 октября, 2-3, 3, 4 (дважды), 5 ноября)) были длительными, продолжались, как правило, от 3 до 5 часов и престарелому архимандриту было трудно их выдерживать. Это косвенно подтверждает и акт медицинского освидетельствования отца Варсонофия, составленный 5 ноября 1942 года, в котором говорится, что вследствие возрастных изменений организма для него возможен только легкий труд. Если учесть, что органы советской власти к служителям Церкви особым снисхождением не отличались, можно сделать вывод, что состояние здоровья батюшки было действительно плохим.
До 15 мая 1943 года отец Варсонофий находился в тюрьме №5 в городе Котельниче, куда был переведен из ИТК-8, а затем — в тюрьме №4 в Яранске. 18 августа того же года, накануне праздника Преображения Господня, с 19 до 20 часов 40 мин вечера проходило закрытое судебное заседание Военного трибунала войск НКВД Кировской области, на котором батюшка был приговорен к 10 годам лишения свободы, после вступления приговора в силу находился в тюрьме города Яранска, где и скончался 22 марта 1944 года. Предание гласит, что когда он отошел ко Господу, над тюрьмой воссиял столп света и в городе с уважением говорили, что скончался священник. Стараниями верующих архимандрит Варсонофий был похоронен на Яранском городском кладбище. И с тех пор в надежде на молитвенное предстательство батюшки приходят сюда люди и по вере своей получают благодатную помощь.
Ю. Ерошкин